ПАРАНОЙЯЛЬНЫЙ РАДИКАЛ: ВИЖУ ЦЕЛЬ – НЕ ВИЖУ ПРЕПЯТСТВИЙ

Общая характеристика

Начнем с вопроса: «Что отличает философа от практика?» Основное отличие в том, что философ признает диалектику бытия, а практик – нет. Это означает, что философ понимает (хоть и не всегда отчетливо) двойственность любого явления, события, решения. Он знает: все, что происходит в этом мире, одновременно рождает свою собственную противоположность. В каждом тезисе заключен антитезис.

Человечество добывает нефть. Нефть и ее продукты нас согревают, позволяют нам перемещаться на дальние расстояния в относительно короткие сроки. В недалеком будущем (как это ни печально), они возможно, станут основой продуктов питания… Но, добывая нефть, человечество наносит непоправимый вред природе, разрушает окружающую среду, лишая себя возможности выжить. Замкнутый круг. Одно не существует без другого.

Зайдем с противоположной стороны. Представим: человечество всеми силами сохраняет природу в неприкосновенности, для чего закрывает шахты, заводы, уничтожает транспорт, переходит на натуральное хозяйство. Воздух, вода, почва очищаются от загрязнения. Восстанавливаются нарушенные экосистемы. Люди дышат легко, живут весело… но недолго. Останавливается прогресс, резко ухудшается качество жизни, снижается ее продолжительность. Человечество теряет все свои – интеллектом, потом и кровью завоеванные – преимущества, оказывается на грани выживания. И снова замкнулся круг.

Философ это понимает. Он говорит: «Все – суета сует». И остается созерцателем. Ведь для того чтобы стать деятелем, активным преобразователем мира, нужно остановиться на чем-то одном, выбрать из двух альтернативных возможностей одну.

В каждом явлении содержатся неразрывно связанные, взаимообусловленные «да» и «нет». Но нельзя одновременно сказать «да-нет». Либо – «да», либо – «нет». Практика требует конкретности, определенности. Нужно выбрать цель и добиваться ее, закрывая глаза на все остальное. Так поступают практики. Один добывает нефть, другой восстанавливает леса, очищает водоемы.

Теперь зададимся вопросом: почему один человек воспринимает мир и, соответственно, ведет себя как философ, а другой – как практик? Может быть, это происходит в зависимости от желания каждого из них? Захотел – пофилософствовал на тему о диалектическом единстве и борьбе противоположностей, надоело – взялся за прокладку туннеля под Ла-Маншем? Разумеется, нет. Желание здесь ни при чем. Вернее, желание возникает тогда, когда в характере человека объективно существуют адекватные внутренние условия, когда ему сложно, а порой – невозможно, действовать иначе.

Когда же возникает желание создать нечто реальное, по-настоящему значительное, а то и, чем черт не шутит, масштабное? Ответ: когда у человека есть для этого силы, энергия, которая буквально распирает его, не дает ему сидеть сложа руки. Это первое условие. А второе – когда он четко видит цель, т.е. предполагаемый результат своей деятельности. Когда он уверен, что ему ничего, кроме этой цели, не нужно, что он поступает единственно верно, добиваясь именно этой цели. Что этому нет альтернативы.

Можно предположить, что внутренними условиями подобного «реалистичного», нацеленного на достижение конкретного результата стиля поведения (а мы говорим о паранойяльной тенденции) являются: а) сильная нервная система (энергичность, работоспособность) и б) …легкие органические изменения в головном мозге.

Снова здорово! Опять органические изменения? Они-то с какого боку?

Давайте разберемся. Против сильной нервной системы, надеюсь, возражений нет. Что же еще, если не она, обеспечивает энергетический потенциал, необходимый для воплощения замысла в жизнь? А вот откуда берется целенаправленность?

Судя по всему, она является результатом длительной концентрации (т.е. застоя) возбуждения в системе нейронов, отвечающей за решение конкретной задачи. Иными словами, не было бы этого застойного возбуждения – не было бы направленности на цель. Энергия распылилась бы, израсходованная на множество разрозненных, разнонаправленных поступков (как это происходит у обладателей гипертимного радикала).

В свою очередь, застой возбуждения обусловлен органическими изменениями в нейронах. При формировании паранойяльного радикала органический процесс не достигает степени выраженности, приводящей к заметному ослаблению нервной системы, как это происходит у эпилептоидов, но, тем не менее, лишают психику гибкости, способности быстро переключаться с одной задачи на другую.

Параноик (давайте так – любовно – называть обладателя доминирующего паранойяльного радикала) склонен к «застреванию». Но, в отличие от эпилептоида, ослабленного и оттого застревающего на эгоистических тревожно-агрессивных переживаниях, параноику хватает сил застревать не на поверхностных, формальных, а на содержательных сторонах жизни и деятельности. И, застревая, переделывать, преобразовывать их.

Ощущая в себе большой заряд энергии, параноик ставит перед собой задачи, сложность и масштабы которых объективно превышают возможности индивидуума. При этом он переживает необходимость решения этих задач, как свою собственную проблему. Это очень важно! С одной стороны, он не хочет отказываться от задуманного, но с другой – реально не в состоянии воплотить в жизнь свои намерения в одиночку. Вот из чего рождается настоящее лидерство.

Параноик – истинный лидер. Он твердо знает, чего хочет. Он преисполнен целеустремленности и энергии. Он воспринимает окружающих как подспорье в реализации своего масштабного замысла, по сути – как часть самого себя.

Истероид, желая быть на виду, тоже претендует на лидерство. Но, как и все остальное в его исполнении, это не более чем очередная имитация, создание иллюзии. Да, выполнению представительских функций истероида учить не надо. Ах, как великолепно он смотрится в президиуме! Как вдохновенно вещает с трибуны! Как он грозен и одновременно покровительственен в помпезном начальственном кабинете, восседающий на троне!.. Вот только главного от него не дождетесь – реального дела. Все начнется и закончится «распушением хвоста» и сотрясанием воздуха.

Стремится к лидерству и эпилептоид. Он хочет быть вожаком стаи. Жестким, авторитарным, требовательным. Но что он способен требовать от других? Порядка. Дисциплины. Покорности. Страха. Подобострастия… Не более. На этом его поведенческая программа заканчивается. Эпилептоид не ставит задач преобразования действительности. В лучшем случае он может заставить других выполнять рутинную работу в законсервированных, стабильных условиях существования организации (если только эти «другие» не разбегутся, кто куда, от этого грубого диктата). Из многочисленных функций управления эпилептоид хорошо справляется с распределением обязанностей между исполнителями и контролем результатов работы. А это, согласитесь, не есть полноценное лидерство.

Вернемся, однако, к параноикам. Их психологическая (природой предначертанная!) позиция лидера порождает характерную этику и эстетику.

Внешний вид

Поскольку специфического паранойяльного типа телосложения не существует, начнем сразу с эстетики, то есть, в нашем случае, с оформления внешности.

Параноики всем стилям предпочитают классический (они, собственно говоря, его и создают). И не только в одежде. У классического стиля есть как минимум три качества, созвучных паранойяльной тенденции. Первое: он выдержал испытание временем. Второе: его признает подавляющее большинство людей, он понятен и близок массам. И третье, главное: классический стиль в мировой культуре отражает определенную социальную позицию – безусловный приоритет общественных целей и ценностей над индивидуальными. И это становится основой паранойяльной этики.

«Единица – вздор! Единица – ноль! Голос единицы тоньше писка», – заявляет классический стиль устами Маяковского. О том же говорит и параноик, выбирая прическу, одежду, обувь строгого, без излишеств, классического стиля. В этом стиле, в отличие от спортивного, отсутствует агрессия (точнее, агрессивность индивида). Отсутствует также яркость и, стало быть, претензия на исключительность. Классический стиль заряжен социальным, а не индивидуалистическим содержанием. Он отражает уверенную, консолидированную силу общества, готовность служить его интересам.

Если в характере индивида паранойяльный радикал сочетается с истероидным, то на его одежде (и в его руках) появляются разного рода знаки принадлежности к идеологическим или профессиональным группировкам: надписи на майках, значки с изображением руководителя партии или ее девизом, флаги, цеховые эмблемы…

Мимика и жесты

Паранойяльность обнаруживает себя также в жестикуляции и мимике (в меньшей степени, хотя, понятно, что на лице параноика отражается его уверенность в себе, в правильности выбранного пути, его сосредоточенность деятеля).

Параноиков отличают, по крайней мере, два варианта излюбленной жестикуляции: направляющая и ритмообразующая.

Поскольку параноик всегда уверен, что только он один знает, куда нужно идти, где искать счастья, он охотно показывает это направление всем желающим. «Указующие персты», «простертые длани» (в том числе с зажатыми в них головными уборами) – жесты, типичные для параноиков.

«Указующие персты», «простертые длани» (в том числе с зажатыми в них головными уборами) – жесты, типичные для параноиков. Они уверенно тычут пальцем не только в некую «светлую даль», но и, например, в книжную страницу, в лозунг на транспаранте, в чертеж, словом, туда, где четко и ясно выражены их принципы, намерения, цели, символы веры. Дескать, глядите, читайте, усваивайте.

Речь параноика часто сопровождается постукиванием по столу кулаком, ребром ладони, негнущимся напряженным пальцем. Такое впечатление, что он задает ритм своим словам, обозначая начало и конец каждой фразы. Он словно вбивает в голову слушателям высказываемые мысли.

Оформление пространства

Оформление пространства параноиком сводится к превращению любого помещения в рабочий кабинет. Он – трудяга, влюбленный в свою работу. Поэтому все, что его окружает, носит отпечаток его основной деятельности, выбранной им цели. Вспомним, что у эпилептоида тоже есть рабочая зона, где он занимается своими поделками, хранит инструменты. Но эта зона – одна из многих функциональных зон, не более. Существуют и другие. Ревнитель формального порядка, эпилептоид не станет, к примеру, принимать пищу в спальне или выпиливать лобзиком, сидя за обеденным столом.

Параноик работает везде, где он находится. За чашкой утреннего чая он дорисовывает схему, которую не успел закончить прошлой ночью, потому что его, несмотря на выпитый им в одиночку кофейник, все-таки сморила усталость. Принимая душ и затем одеваясь, он в режиме бормотания проговаривает тезисы своего выступления на предстоящем производственном совещании, с удовольствием перебирает в уме наиболее актуальные и трудоемкие задачи. Ложась в постель, он кладет рядом с подушкой телефон, чтобы ни в коем случае не проспать какое-нибудь важное событие, чтобы ни одна значимая проблема не была – не дай Бог! – решена без его участия.

Особенности поведения

Паранойяльная тенденция в характере – это целеустремленность, настойчивость, уверенность в себе, высокая работоспособность, упорство в преодолении препятствий, лидерство, т.е. объективная потребность в помощниках, обусловленная масштабностью замыслов… Значит ли это, что паранойяльный радикал безусловно полезен обществу? А как же быть с диалектикой, согласно которой не бывает пользы без вреда? Или параноик – исключение?

Вы, вероятно, заметили, что такая важная составляющая психики, как интеллект, все время остается за рамками наших рассуждений о характере. Это потому, что интеллект (под которым понимается результат взаимодействия познавательных психических процессов: памяти, внимания, мышления и др.) не определяет стиль поведения в том смысле, о котором ведем речь мы. Он не добавляет новых красок, особенностей (кроме ситуации с шизоидным радикалом, но об этом позже). Интеллект определяет уровень сложности усваиваемых поведенческих стереотипов и, как следствие, уровень результатов поведения. Интеллект, таким образом, является не формообразующим фактором, а ресурсом поведения. Так же, как, например, материальный достаток.

Чем будут отличаться поступки, взгляды, ценности и т.д. богатого и умного истероида от поступков и взглядов истероида бедного и глуповатого? Разумеется, не стилем. Стиль будет одинаковым: позерство, претенциозность, стремление вызвать своим поведением социальный резонанс. Просто богатство и интеллект – сразу или постепенно – приведут человека в соответствующую элитную общественную группу, где ему придется хвастать перед другими не грошовой бижутерией, а редкими бриллиантами, не яркой расцветки «юбочкой из плюша» из магазина готового платья, а эксклюзивными нарядами от всемирно известных домов моды; имитировать не дворового героя – короля вульгарных застолий и мелких потасовок, а члена парламента или полководца.

Теперь представьте себе параноика, обделенного интеллектом. Каких целей он станет добиваться, не считаясь с энергетическими и людскими затратами? Представили? Вот именно. Это не человек, а братоубийственный снаряд, каток – бессмысленный и беспощадный. Не польза обществу, а непоправимый вред станет результатом его деятельности.

Идем дальше. Знаменитое паранойяльное упорство, уверенность в собственной правоте – разве зачастую все это не оборачивается упрямством, нежеланием и неспособностью услышать своего оппонента, воспринять иную, возможно, более разумную точку зрения? Сколько полезных, перспективных замыслов было пущено под откос параноиками! Только потому, что это были не их замыслы. Ни в грош не ставя чужие, собственным идеям параноики (далеко не всегда объективно) придают повышенное значение.

Остановимся на целеустремленности. Условием ее возникновения, как было сказано, является превращение в сознании человека объективно многогранной идеи в однобокую, говоря по-русски. Однобокость и упрощенность восприятия мира является оборотной стороной этого качества. Нельзя захватить сознание масс идеей (занятие, любимое параноиками!), не упростив ее до понятного всем и каждому лозунга. А упрощение идей нередко извращает их истинный смысл. С водой и ребенка недолго выплеснуть.

Лидерство, производное от масштабности замыслов, – ценное качество, кто спорит. Но лидер-параноик посвящает свой труд, свою жизнь не сегодняшним, а будущим поколениям. Он надевает тяжелое ярмо на себя и на своих соратников-современников, тем самым лишая людей обыкновенных человеческих радостей и желаний. «Крепитесь, друзья, – говорит параноик, – скорее всего, мы погибнем, надорвавшись от непосильного труда, но наши потомки (при этих словах нездоровый блеск его глаз усиливается) будут жить счастливо!» Позиция, достойная аплодисментов, если отвлечься от мысли, что и на потомков найдутся свои параноики. Проблемы индивидуальности параноику неведомы, он их брезгливо отбрасывает, воспринимает как недостойное нытье. Он считает людей десятками, сотнями тысяч, миллионами и миллиардами… Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Параноик жаждет и добивается коренных преобразований во всем, за что ни возьмется. Он глубоко копает. Во многих случаях это хорошо. Без этого мир застыл бы на месте и погиб. Но именно желание коренных преобразований быстрее всего приводит к гибели цивилизации. Добавим к сказанному негибкость параноиков, их склонность во всех ситуациях следовать одним и тем же путем[1] – и диалектическое описание качеств поведения, присущих этой тенденции, готово.

Посильные задачи

Любая задача, предполагающая получение конкретного результата, может быть доверена параноику. Он сразу же постарается укрупнить замысел, увеличить масштабы решаемой задачи, вывести ее из разряда обычных, заурядных в первоочередные. Он развернет деятельность столь бурную, что все прочие цели, стоящие перед организацией, отступят на второй план. Поручите ему создать в строительной фирме, скажем, юридический отдел, и вскоре его усилиями это подразделение разрастется и будет претендовать на ведущую роль в организации (а там и вся фирма превратится в юридическую).

Не следует поручать параноику работу, требующую внимания к конкретному человеку, к его индивидуальным проблемам. Из параноика плохой социальный работник, врач, воспитатель. Он не хочет и не умеет сочувствовать, сопереживать, вообще, тратить время на «единицу». Не может параноик и соотносить свое мнение с мнением других людей, вносить коррективы в собственную позицию. Поэтому переговорщик из него неважный – негибкий, упертый, стремящийся подавить оппонента. Подобная манера вести переговоры приведет к разрыву отношений, к конфронтации.

Особенности построения коммуникации

Грубой коммуникативной ошибкой в отношении параноика будет попытка его переубедить. Это не значит, что следует занимать пораженческую позицию. Просто сколь бы красноречивы и доказательны вы ни были в речах, обращенных к параноику, он не воспримет их, останется при своем мнении, и вы даром потратите силы. Как же быть?

Если идея, которой предан параноик, вас напрямую не затрагивает – оставьте его в покое. Пусть себе работает, стремится, достигает. Не спорьте с ним ради самого спора – дешевле обойдется. Если же он оказался прямо на вашем пути, что вынуждает вас либо бороться, либо сдаться, – боритесь. Только не с ним непосредственно. Выходите на вышестоящий уровень, на руководство (с надеждой, что там нет его единомышленников или что там нет параноиков, а с истероидами, эпилептоидами и т.д. справиться значительно легче). Апеллируйте к общественности, вербуйте сторонников. Вовсю эксплуатируйте собственную паранойяльность. А если ее в вас мало – сдавайтесь. Устраивайтесь ему в кильватер и, уверяю вас, вы не пожалеете. Благодаря такому флагману (он же – локомотив) вы далеко продвинетесь в своих социальных достижениях.

Параноик снисходителен к бывшим оппонентам. Когда они приходят к нему с повинной, параноик воспринимает это как само собой разумеющееся. Конечно, ведь он-то никогда не сомневался в своей правоте, деля мир на единомышленников (т.е. праведников) и инакомыслящих (т.е. заблудших). Поэтому для него переход из стана заблудших в стан праведников – событие естественное и желанное[2].

Завершая разговор о паранойяльном радикале, давайте ответим на вопрос, заданный в начале главы: «Так кто же строил железную дорогу?»

Насыпь, вероятно, делал какой-нибудь Силантий, рельсы укладывали Дормидонт с Прокопием, шпалы прибивали к полотну Захар с Никитой. Зосима пилил осины, Герасим валил их наземь, Прокоп вел подкоп…

А железную дорогу все-таки строил граф Петр Андреевич Клейнмихель!